Первыми подскакали к раненому князю вольноопределяющийся граф Бобринский и унтер-офицеры Василевский и Потапов. Первые два принялись перевязывать рану, а Потапов был услан за фельдшером и с докладом эскадронному командиру. На вопрос, не больно ли ему, князь Олег ответил отрицательно. Общими усилиями раненого перенесли в близкий хутор, где фельдшер Путь сделал ему первую настоящую перевязку. Увидав прискакавших на хутор братьев, раненый обратился к князю Гавриилу Константиновичу со словами: “Перекрести меня!” – что тотчас же было исполнено”.

Когда началась стрельба, ротмистр Раевский послал меня со взводом вправо от дороги, по которой мы шли. Я спешил взвод у какой-то изгороди и открыл стрельбу по противнику. После этого я прискакал на хутор, возле которого Олег лежал на животе на земле. Я дал ему образок. Олег страдал, и я подал ему яблоко, которое он стал грызть от боли. Я оставался при нем очень недолго, потому что мне надо было вернуться в эскадрон. Я был ужасно расстроен… Игорь оставался при Олеге. Это было моим последним свиданием с Олегом.

“В это время, – продолжает генерал Ермолинский, – приготовляли арбу. Раненого положили на солому и в сопровождении дивизионного врача Дитмана и князя Игоря Константиновича повезли в Пильвишки. В течение этого долгого переезда князь Олег сильно страдал от тряски и беспрестанно задавал вопрос: “Скоро ли?” В Пильвишках, по собственной инициативе, он приобщился св. Тайн, говоря, что тогда, наверное, легче будет”.

На станции поезд уже ожидал. Сопровождать раненого по железной дороге был назначен уполномоченный Красного Креста В.А. Бутурлин. Тут же со станции была дана телеграмма ковенскому коменданту.

Комендант вызвал к приходу поезда в Ковно находившегося там профессора Военно-медицинской академии В.А. Оппеля, консультанта Красного Креста. В своих воспоминаниях профессор Оппель рассказывает подробно о своей встрече с князем Олегом, о его положении, операции и последних минутах жизни:

“27 сентября, – пишет профессор Оппель, – я проработал в Ковенских госпиталях до ночи. В 9 часов утра 28-го я должен был выехать в Вильну. Однако меня разбудили в начале шестого утра и сказали, что по телефону требуют сейчас же на вокзал, что прибудет “князь”. Зачем меня требуют, кто меня требует – все это было для меня неизвестно. Ясно было одно, что я нужен для прибывающего. Я быстро оделся и отправился на вокзал.

Еду по улицам, день чуть занимается. Подъезжаю к вокзалу, спрашиваю, в чем дело. Оказывается, меня вызвал комендант вокзала. Он получил известие, что в 6 часов утра в Ковну прибудет раненый князь Олег Константинович, и, зная, что я в Ковне, решил меня вызвать на вокзал. Теперь все это я понял…

Не успели сделать распоряжение (о доставке носилок), как к вокзалу подошел паровоз с одним вагоном первого класса. Вагон я сейчас узнал. Это был вагон, предоставленный уполномоченному Красного Креста В.А. Бутурлину.

Действительно, на площадке вагона я увидел самого Бутурлина, который вез раненого из Пильвишек. Я вошел в вагон, в отделение, в котором лежал князь Олег Константинович. Он встретил меня приветливой улыбкой.

Раненый лежал на спине. Он был очень бледен, губы пересохли. Пульс прощупывался частым и слабым… Я предложил высадить раненого в Ковне, но общее желание – как самого раненого, так и его брата (Игоря Константиновича) и д-ра Дитмана, – склонялось к тому, чтобы сразу ехать в Вильну, дабы проконсультироваться с профессором Цеге фон Мантейфелем. Так как переезд предстоял небольшой, то возражать против него не было причин. Моя помощь могла выразиться в сопровождении его высочества до Вильны.

Ровно в 7 часов утра мы тронулись из Ковны. Я поместился в отделении князя Олега Константиновича. Последний, несомненно, страдал. За время стоянки в Ковне пульс несколько улучшился, но как только поезд пошел, пульс опять упал. Князь Олег Константинович бодрился, улыбался, временами говорил, временами закрывал глаза и погружался в полусон, но, тем не менее, его постоянно беспокоили ноги: в правой ноге не только имелись боли, но было и особенно беспокоившее раненого чувство онемения.

Такое же чувство онемения тревожило левую ногу. Последнее обстоятельство было подозрительно и не вполне объяснялось наличием правосторонней раны. Как бы ни было, осматривать рану, делать для этого перевязку в вагоне было, понятно, невозможно. Следовало пока лишь облегчать положение раненого без перевязки.

Кое-что можно было сделать в этом отношении. Начать с того, что князь Олег Константинович очень неудобно лежал: под ним была постлана бурка, под головой ничего не было. Нашлась подушка. Этим маленьким удобством раненый остался очень доволен. Нашлось одеяло, которым укутали его высочество. Для подкрепления сил я поил раненого вином.

Чуть успокоившись, его высочество пытался весело разговаривать, интересовался сведениями из газет, слушал чтение газеты вслух, но все это делал отрывочно.

В Вильну мы приехали ровно в 10 часов утра. На вокзале приезда поезда ожидал профессор Цеге фон Мантейфель, профессор Бурденко и доктор Фомилиант. Явился вопрос, как вынести раненого из вагона, причинив ему наименьшие страдания. Нашли, что наиболее просто сделать это, воспользовавшись окном. Князя Олега Константиновича бережно укутали, через опущенное окно вдвинули в отделение носилки, осторожно положили на них раненого и вынесли его на платформу. Затем носилки были поставлены на автомобиль, рядом с носилками в автомобиле поместились мы с профессором Цеге фон Мантейфелем и через несколько минут мы уже были в Витебском госпитале Красного Креста.

В госпитале его высочество был встречен профессором Мартыновым. Там была уже готова операционная и отдельная палата. Раненого сразу внесли в операционную и положили на операционный стол для исследования. Сестры милосердия заботливо сняли с раненого одежду и все тело обтерли спиртом. Затем началось исследование.

Как было установлено д-ром Дитманом сейчас же после ранения, на правой ягодице имелось маленькое входное пулевое отверстие. Правая ягодица припухла. Справа около заднепроходного отверстия имелась маленькая ранка, как бы выходное отверстие пули. Кругом заднепроходного отверстия было сплошное кровоизлияние. Из ранки около заднепроходного отверстия вытекала коричневатая, с гнилостным запахом, жидкость. Пульс был част, мал и слаб. Стало сразу понятно, что общее тяжелое состояние объясняется гнилостным заражением пулевого канала и начавшимся гнилостным заражением крови. Вставал вопрос, каким образом произошло заражение.

Исследование пальцем прямой кишки обнаружило, что кишка пробита навылет и подкожно почти оторвана от жома. В правой стене кишки определялось входное, в левой – выходное отверстие пули. Данные исследования разъясняли всю картину: пуля, войдя в правую ягодицу, прошла по ней, пробила прямую кишку и застряла где-то в левой ягодице. Теперь понятны стали болезненные ощущения в левой нижней конечности. Ранку справа от заднепроходного отверстия следовало рассматривать как добавочную, образованную или осколком пули, или, быть может, осколком отскочившей кости.

Спрашивалось, что делать? На совещании, в котором приняли участие профессор Цеге фон Мантейфель, профессор Мартынов, д-р Дитман и я, прежде всего было признано, что состояние его высочества тяжелое, что вследствие ранения развилось заражение раны и заражение крови. Было признано, что для спасения его высочества возможно прибегнуть к операции, хотя и оперативное вмешательство не может гарантировать излечения. На операцию надо было смотреть как на последнее средство, которое, быть может, остановит заражение.